Хотя, даже если и научиться улавливать - разве что-то изменится? Разве что в собственной философии восприятия стремительно накатывающего бытия.
До какого-то времени количество знакомых непрерывно растет, а с какого-то начинает неумолимо уменьшаться. Не количественно, а качественно. Мир, как писал Бродский, состоит из наготы и складок. Вот куда-то в складки уходят те, с кем ты совсем еще недавно взаимодействовал, радовался или ругался. И обнажается нагота-беззащитность от сознания того, что ты что-то когда-то ушедшему не договорил. А мог. И телефон в кармане, и мэйл забит в адресную книгу компа.
Кто-то уходит громко и тогда собирается толпа народу и в этой толпе трудно найти в себе силы тоже громко что-то сказать о том, как тебе было с ним хорошо и как теперь хорошо не будет. И ты собираешься с мыслями и словами - хочется красиво и небанально, а потом заканчивается панихида и все, что надумал, проглатываешь вместе со слюной.
Кто-то уходит тихо, об уходе узнаешь как-то невзначай, иногда даже случайно. У меня были два замечательных одноклассника, с одним из которых я когда-то переписывался, а с другим нет, но знал, что он существует на свете. Про смерть первого узнал мимоходом через два года, про смерть второго - совсем недавно. И странным образом, попытавшись разобраться в своем восприятии фактов, обнаружил, что не то чтобы потрясен, а так, огорчен, но не более.
С какой-то точки бифуркации чувство потерь начинает притупляться. Наверное, это связано с инстинктом самосохранения, но все равно, как-то неправильно. Хотя и логично.
Вообще, вечная память - это большой миф. Анестезия, не более. Как выпить водки, когда больно физически или плохо на душе. Нет ее - вечной памяти. Может быть, и хорошо, что нет. Вечная память - вечный груз, вечный камень, который, как Сизиф толкаешь вверх без шанса когда-то дотолкать.
Все правильно. Но почему-то хочется, чтобы как раз тебя самого запомнили. Обязательно и все. Потому что ты на свете такой один. Во всяком случае, для себя...
Journal information