Журналист Максим Соколов — о том, почему в некоторых случаях не следует отметать ответственность за госизмену с порога

Максим Соколов. Фото: Глеб Щелкунов

История, весьма популярная в Великобритании в годы Второй мировой войны, повествует, как в шотландском городке Керкуолл, что на Оркнейских островах близ большой военно-морской базы Скапа-Флоу, в 1927 году поселился голландский часовщик Иоахим ван Шулерман. Искусный в ремесле, честный и благожелательный в сношениях с соседями и клиентами, он вскоре заслужил любовь и уважение всего городка и в 1932 году натурализовался, сделавшись подданным Его Величества.

Немалую часть его клиентуры составляли военные моряки, да и в пивных, где он сиживал, их по понятным причинам хватало, нрав у него был приветливый и общительный. Кроме этого, он привез из Голландии любовь к рыбной ловле и часто рыбачил на лодке в прибрежных шхерах.

Идиллия продолжалась довольно долго — до 14 октября 1939 года. В этот день часовщик Шулерман, в действительности бывший капитаном 1-го ранга кригсмарине фон Мюллером, вышел в море на своей лодке, там он пересел на подошедшую к базе германскую субмарину U-47 и, выступив в качестве лоцмана, провел ее вычисленным им безопасным коридором середь противолодочных заграждений. Войдя на внутренний рейд, U-47 торпедной атакой отправила на дно линкор Его Величества «Ройял Оук». Погибло 834 человека из 1280, составлявших экипаж линкора. U-47, пользуясь тем же проходом, покинула Скапа-Флоу и ушла в Киль с часовщиком-каперангом на борту. Художественное изложение этой истории можно найти в повести З. Воскресенской «Девочка в бурном море» (глава «Одна минута»).

Точность требует указать, что есть версия, согласно которой никакого часовщика не было, а U-47 проникла на внутренний рейд то ли неисповедимыми путями, то ли потому, что противолодочные заграждения Скапа-Флоу всякий мог легко обойти (очевидно, во флоте Его Величества царил редкостный бардак). Впрочем, ревизионистские версии появились недавно, а до последнего времени история с часовщиком использовалась в Британии как доказательство того, что разведку интересует всё и что для того, чтобы совершить государственную измену, совершенно необязательно быть официально допущенным к государственным тайнам.

Ведь часовщик Шулерман извлекал полезную информацию для кригсмарине исключительно в ходе мирных бытовых разговоров с моряками и рыбной ловли в море. Ни для первого, ни для второго никакого специального допуска не требовалось. Можно привести в качестве примера и деятельность советской разведывательной группы «Джек», заброшенной в конце июля 1944 года в Восточную Пруссию. Пребывая в экстремально враждебном окружении и находясь на полностью нелегальном положении, разведгруппа не имела и не могла иметь никаких допусков к секретам вермахта, ее донесения сводились в основном к ежедневному наблюдению за прохождением железнодорожных эшелонов на восток по линии Кенигсберг–Инстербург. Тем не менее советское командование извлекало для себя из этих сводок о поездах рейхсбана нечто для себя весьма полезное.

Всё это к тому, что козырный аргумент в защиту проживавшей в Вязьме гражданки Давыдовой — будучи домохозяйкой и не имея допуска к секретной информации, Давыдова тем самым при всем желании не могла совершить государственную измену — несколько хромает. Группа «Джек» несомненно шпионила в Восточной Пруссии, передавая в Москву сведения о передвижении частей вермахта. Часовщик несомненно шпионил в Скапа-Флоу, передавая в Берлин сведения о системе противолодочных заграждений британской военно-морской базы. Чем принципиально отличается его деятельность от деятельности Давыдовой, извещавшей украинское посольство о передвижениях личного состава воинских частей РФ?

Тот довод, что 14 октября 1939 года Британия официально находилась в состоянии войны с Германией, а Россия официально не воюет с Украиной, не очень убедителен. Часовщик вел свою методическую деятельность в Скапа-Флоу аж с 1927 года, и позволительно предположить, что уже к 1937 году — формально совершенно мирному — чего-нибудь да нарыл. Если бы его уличили в 1937 году, следует ли так понимать, что поскольку тогда войны между Германией и Великобританией еще не было, то и шпионаж (точнее — государственная измена, поскольку Шулерман натурализовался в 1932 году) был бы ненаказуем? Довольно сомнительно — контрразведка работает и в мирное время.

Можно допустить, что сведения, которыми Давыдова делилась с украинским посольством, были сомнительны. Это тот казус, когда покушающийся на преступление совершает его с негодными средствами, не могущими причинить вреда, будучи, однако, субъективно уверен, что средства годны и вред гарантирован. Например, когда А., желая отравить Б., подливает ему в питье миндального ликера, будучи уверен в том, что это раствор цианистого калия. Другой пример — метание в губернатора бомбы, снаряженной хозяйственным (или туалетным) мылом, притом что бомбометатель субъективно уверен, что он поражает врага натуральной адской машиной.

Здесь юристы расходятся в оценке такого рода покушений. Одни делают упор на объективную сторону, полагая, что попытка с негодными средствами не должна быть наказуема, другие — на субъективную, полагая, что покушающийся сделал всё, что мог, дабы покушение было успешным.

Такое «яка держава, такой и шпионаж», конечно, вносит известную разноголосицу. Тем более что у Давыдовой, похоже, не всё в порядке на чердаке.

Тем не менее полное и с порога отметание ответственности за госизмену, с которым мы столкнулись, слушая соединенный голос общественности, заставляет заподозрить, что в своем гуманизме наши общественники оправдали бы и часовщика из Скапа-Флоу.