В пионеры меня принимали, как и положено, у памятника Ленину. Ветеран с медалями и орденами за фронт и труд повязал треугольник искусственного шелка, и новоиспеченный пионер заступил в почетный караул. Кого мы тогда караулили - не знаю, памятник Ильичу, указывавшему через все Каспийское море на Москву, никто, вроде бы, обижать не собирался. Времена стояли не те.
Пионером я был, без ложной скромности, хорошим. Громко пел "Взвейтесь кострами, синие ночи!", ходил строем и критиковал отстающих на собраниях отряда. Мы помогали стареньким соседям, сажали деревья, заваливали школьный двор металлоломом и готовились вступать в комсомол. Тогда пионерское детство логично переходило в комсомольскую юность, а значок члена ВЛКСМ - это уже было серьезно. Без него нельзя было, например, поступить в военное училище, да и в обычный вуз - тоже гораздо сложнее. Комсомольскость совпала в нашем развитии с половым созреванием, а потому значки с лицом Ленина на груди одноклассниц смотрелись скорее как эротический символ, чем как идеологический. Такой вот фетиш 70-х.
Пионером я являлся искренним. Наш отряд носил имя Героя Вали Котика, портрет которого висел в коридоре напротив химкабинета, в котором отряд, то есть класс и базировался. Валя погиб в борьбе с фашистами, и я искренне не понимал, как можно учиться в таком отряде на двойки и жить такими ужасными пережитками, как религия. Сейчас мне кажется, что в пионерии была масса хорошего, кроме, пожалуй, одного - она создавала иллюзию равенства людей и иллюзию честности - тоже. Все, с чем я сталкивался в последующие десятилетия, разрушали во мне это это ощущение справедливости устройства жизни.
В остальном - все было правильно. Иногда появляется странное ощущение, что вот встанет кто, уважаемый и порядочный, сильный и пламенный, скажет - "к борьбе будь готов!" и я вскочу, вскину руку в пионерском салюте и звонко отвечу - "всегда готов!".
Только ведь не придет и не позовет. Детство кончилось...
Journal information