Я писал по васильевской вещи "В списках не значился" вступительное сочинение в военное училище. Проще было, конечно, писать по классике, по пушкинской "энциклопедии русской жизни", по тургеневскому "конфликту отцов и детей" или еще по какой-нибудь выхолощенной школьной программой и постановлениями ЦК КПСС белиберде. Но накануне я прочитал про лейтенанта Плужникова, и это потрясло до самого пацанского основания. Потом патриотический и нравственный экстаз романа Васильева перечеркнут дебильноватым фильмом "Я - русский солдат". А тогда это было жестко, как правой прямой в солнечное сплетение.
Наше поколение зачитывалось Борисом Васильевым и тащилось от его "маленьких героев" и "боев местного значения". После того, как Ростоцкий поставил "А зори здесь тихие...", любовь превратилась в обожание. Нет, не то чтобы в стране не было больших писателей. Были. Не было таких честных. Вообще, нам всегда хватало талантов, но не хватало порядочности. А Васильев и был той самой порядочностью. Жил он с каким-то стержнем и именно это в нем и привлекало больше всего. Хотелось вытянуться выше своих сантиметров, расправить плечи и обязательно, просто обязательно кого-то защитить, заслонить собой.
Он умел "Любить Россию в непогоду", и я как-то не представляю Васильева, "сваливающего" за границу за куском колбасы или просто в спокойную жизнь. И мертвым я его тоже не представляю. Хотя хорошо понимаю, что увы, это правда - Борис Львович сегодня умер. И он больше ничего не напишет и не скажет.
И не надо про вечную память. Память не бывает вечной... Просто сегодня многим, очень многим больно. Значит, он жил не зря...
Journal information